На этот сочельник у него были планы. Планы провести день с семьей, Адамом, Диди и Тайрой. Но вместо того, чтобы сидеть на семейным столом Матссонов, в доме отца, мужчина сидел в кресле у окна и закинув босые ноги на подоконник, смотрел отнюдь не в окно, на ночной город. Его взгляд был устремлен вверх, в потолок, который молча взирал на своего одинокого обитателя квартиры и не предлагал ему ровным счетом ничего. Впрочем, он и не искал ответов на свои вопросы, которых даже не задавал. Да и вести торг с Судьбой за свою жизнь он тоже не собирался. Чуть больше, чем четыре недели назад он простыл. Попал под ливень, когда его срочно вызвали на работу, и толком не просохнув направился на операцию, после которой занялся своими обычными делами в больнице. Поэтому, когда у него поднялась температура, Адам даже не придал этому значения. Известно ведь, что медики самые плохие пациенты, потому что сами все знают. Вот и он, наглотавшись жаропонижающих, и, разумеет, противопростудных продолжил работать в привычном для себя режиме, не давая поблажки ни себе ни другим. Когда через две недели, кашель упрямо не желал отступать, мужчина взял отпуск на неделю и поехал к своему боевому товарищу, как он всем объявил, в Англию. Отец воспринял эту новость спокойно. В конце концов, уж кому как не Матссону-старшему было знать, что сын у него тот еще гуляка по миру. Так что версия была принята за правду. Сам же Адам чувствуя себя не лучшим образом отправился в Лондон на консультацию. Конечно же, разумнее было бы обратится в больницу, где он и работал, но только не для этого мужчины. Он не желал, чтобы кто-то что-то знал о его здоровье. А чутье подсказывало, что что-то с ним не так. Давать лишний повод миру ставить себя на колени и сплетничать не хотелось. Лондон встретил его сыростью и туманом, а больница, в которую он обратился с мягкими улыбками врачей. Разумеется, он не обошел стороной и своих товарищей по университету, обещая с ними выпить после того, как закончит дела, но так и не выпил. На самом деле, он надеялся, что это что-то не серьезное. Надеяться было нормой и природой человека. Но видимо его лимит удачи закончился на войне. Простое обследование завершилось в кабинете онколога, который спокойно, равным голосом и честно выложил Адаму его диагноз, рассказал о путях решения вопроса, разрекламировал жизнь после лечения и снова посоветовал не тянуть с решением. Матссон тогда напился за городом, и долго высказывал миру, где он видит карму со всеми ее подводными камнями. На этом и закончилось его отчаяние и торги за жизнь. В Амстердам вернулся все тот же Адам Матссон, которого знали все, и которого некоторые из коллег не сильно-то и любили. Диагноз плоскоклеточная периферическая форма рака легких, по мнению Матссона, не был тем, что ставило крест на его жизни. А пока у него было время, он не собирался тратить его впустую. Но от ужина пришлось отказаться, наврав семье, что у него слишком много работы. Хотелось набросать план дальнейших действий, чтобы точно знать и понимать как нужно поступать, а как совершенно не стоит. Впрочем, загонять себя он тоже не собирался.
Вот именно поэтому он сидел сейчас в кресле и смотрел в потолок, думая о том, что необходимо устроить испытание своей «любимой» белой биомассе, из которой разве что один, и то с трудом, имеет шансы стать врачом, хирургом, которого заслуживали пациенты.
- Надеюсь это Дженнифер Лоуренс в миниатюрном шелковом халатике с предложением переспать с ней.
В слух подумал Адам нехотя вставая с кресла, когда в дверь требовательно стали звонить. Прихватив приличия ради рубашку, он накинул ее на плечи, не утруждая себя подумать даже ее застегнуть и открыл дверь.
- Ты не Дженнифер Лоуренс, - выдал он Холту принимая из его рук пакет с виски и осматривая товарища и вечного пациента и закрыл дверь на дополнительный замок.
- Пошел бы ты куда подальше, Ксандр, - беззлобно огрызнулся Матссон, стуча костяшками пальцев по обеденному столу, мимо которого прошел и тем самым приглашая наемника занять более удобную для себя, как медика, позицию. Зашивать этого идиота, когда тот сидел было не очень удобным занятием.
- Сколько раз я тебе говорил, чем меньше я знаю, тем меньше смогу рассказать, если нас повяжут, - усмехнулся Адам, возвращаясь из ванной с большой аптечкой. Разумеется, он, как хирург, хранил там все, что можно было хранить. Во второй руке он нес нарезанную на удобные куски, от безделья, разумеется, простынь. Следующий поход из гостиной завершился небольшим тазом с теплой водой.
- Виски и тосты будут тебе вместо печенюшек и молока. Только если ты перетащишь свою очаровательную задницу на стол и наконец-то дашь посмотреть, что у тебя там происходит. И вел я себя из рук вон плохо. Гулял, пил и занимался сексом с разными людьми. Ложись уже.
Мужчина поторопил Ксандра, стянув с его плеч куртку, в которой не было необходимости в его доме, а потом достаточно резко уложил его на стол, под дополнительный свет лампы, которую включил следом. Еще несколько секунд он потратил на то, чтобы надеть перчатки. Оперировать без них было удобно на поле боя, но не дома, в мирное время.
- Всегда было интересно, что ты будешь делать, если однажды меня не окажется дома, когда ты придешь ко мне в гости в таком состоянии.
Хмыкнул медик разрезая окровавленную футболку и аккуратно убрал ткань с ножевого ранения. Привыкший к более жестким условиям труда мозг уже переключился в режим работы, а рана на боку Ксандра была хоть и глубокой, но кажется, не предвещала ни каких серьезных осложнений. В крайнем случае, если он умудрился добраться до его дома и не свалится без сознания в какой нибудь подворотне, значит жить будет. Такие, как Холт, вообще крайне живучие, как показывала личная статистика Матссона. Смочив и выжав кусок ткани, он смыл кровь с кожи, стараясь не касаться раны, и критично осмотрел порез.
- Ей, не смей мне тут отключаться, а то лишу вискаря, - проговорил щелкая пальцами над ухом парня. Ведь Холт был для него парнем, горячим, упрямым идиотом, который лез туда, куда порой не стоит совать нос.
- Нежная фиалка, - хмыкнул Адам намочив ватный диск в нашатырем спирте и подсунул его под нос пациента. – Вот так то лучше. А теперь отвечай, - он аккуратно надавил рядом с раной. – Больно? – простая процедура, которая требовалась для того, чтобы убедиться в своей правоте о не задетых внутренних органах. – Расскажи про нож и как глубоко он вошел по-твоему, - Матссон вновь заставил Холта говорить, продолжая исследовать бок отточенными на войне движениями.

внешний вид